Вот что произойдет: Гея сгонит нас с родных мест и мы унесем ее в наших кораблях. Может, мы сделали Землю непригодной для жизни? Тогда появляется еще один повод покинуть поле, потому что оно высохло и оскудело. Разве это не естественно? А может, мы сохраним Землю и просто покинем ее. Такое иногда случается в семьях: либо родители мучают детей, доводя их до ухода из дома, либо самим детям хватает сообразительности и смелости, чтобы порвать с прошлым и начать самостоятельную жизнь. Рассуждая о родительских проблемах, я не могу опереться на собственный опыт, но я помню свою молодость. Конечно, Гея не единственный планетизм. Наверняка, существуют биллионы других; некоторые из них появились из семени, от родителей, некоторые независимы. И когда они оказываются в Галактике, то обнаруживают, что между ними существует конкуренция. Неожиданно они становятся частью большей, более сложной системы — галактической экологии. Планетизм и его порождение — интеллект, технократические цивилизации — разрабатывают стратегию сражений, чтобы победить в конкурентной борьбе и свести ее на нет.
Некоторые планетизмы выбирают простые методы. Они, не щадя себя, быстро расширяются. Они, словно паразиты или микробы, которые еще не знают, как бы понадежней обосноваться на теле хозяина. Другие планетизмы отвечают им тем, что начинают выискивать и уничтожать все, что относится к этим паразитам. В конечном итоге, я полагаю, если Галактика оживет — то есть, станет «галактизмом», — ей ничего не останется, кроме как собрать воедино плоды расширения всех своих планетизмов и привести их в порядок. Итак, паразиты либо добиваются своего и начинают функционировать в паре с другим организмом, либо исчезают. Но до тех пор в их недрах царит такой же хаос, как в джунглях.
Когда-то давно ты говорил со мной о Френке Дринкуотере. Дринкуотер, да и не он один, в течение многих лет утверждал, что в нашей Галактике нет иных разумных миров, кроме нашего. Он считал, что отсутствие фон-неймановских машин и радиосигналов свидетельствует об уникальности нашей цивилизации и доказывает справедливость его идей. Но Дринкуотер был слишком нетерпелив. Теперь стало ясно, что он ошибался.
Мы сидели на дереве и щебетали, подобно пташкам, почти в течение века, удивляясь тому, что другие милые птички не отвечают нам. В Галактике полно ястребов — вот в чем дело. Планетизм, который не считает нужным соблюдать тишину, рискует быть съеденным.
Я уже заканчиваю. Слишком устал, чтобы продолжать. Может, эти мысли уже приходили тебе в голову. Может, ты воспользуешься ими.
Ты когда-то тоже подбросил мне множество любопытных идей, Арт. Спасибо. Ты мой самый близкий друг, и я люблю тебя.
Позаботься об Итаке во что бы то ни стало.
Передай Марти и Франсин, что я люблю их. Я молюсь за вас и надеюсь, что вы справитесь с тем, что суждено, хотя — клянусь жизнью — не знаю, каким образом».
Итак, Харри все понял, почти инстинктивно. Он все еще борется со смертью в Лос-Анджелесе, и силы оставляют его день за днем. Артура охватил панический страх при мысли о том, что придется жить без друга. Что он станет делать, когда Харри уйдет? Теперь, больше чем когда-либо, Артур нуждался в нем. Как никогда…
— Арт, — прошептала Франсин. Он попытался расслабиться и перевел взгляд на лицо жены. — Ты думаешь о Харри?
Он кивнул.
— Но это еще не все. — Не размышляя над последствиями, повинуясь инстинкту, который, как он надеялся, не подведет его, Артур принял решение. — Происходят грандиозные события, — сказал он. — Я боялся рассказывать.
— Может, рискнешь? — спросила жена и поежилась, словно испугавшись. Слишком много перемен и потрясений обрушивалось на их дом вслед за рассказами о последних новостях.
— О нет, речь идет не о государственном секрете, — сказал он, улыбаясь.
Он поведал ей о встрече в аэропорту, об информации, заполнившей его голову, о Сети. Слова лились непрерывным потоком. Артур прервался только на минуту, чтобы впустить в дом Годжа, жалобно подвывавшего у двери.
Франсин смотрела на мужа, на его горящие глаза и воодушевленное лицо, покусывая губы.
Закончив, он вздрогнул и пожал плечами.
— Я похож на сумасшедшего, правда?
Она кивнула, и слеза скатилась у нее по щеке.
— Хорошо, я покажу тебе кое-что удивительное.
Он подошел к буфету, вытащил оттуда картонную коробку, отнес ее в спальню и только там открыл. Внутри, к его удивлению, лежал не один, а два одинаковых паука. Они не двигались; лишь блестели зеленые глаза-полоски. Франсин попятилась.
— Я и не знал, что их уже два.
— Кто это?
— Наши спасители, думаю, — пробормотал Артур.
Попадет ли Франсин в число спасенных? Она протянула руку, чтобы коснуться пауков. Артур уже приготовился предостеречь ее, но понял, что это необязательно. Если бы они хотели сделать ее Подневольной, новый паук уже давно завладел бы ей. Франсин нерешительно дотронулась до одного из роботов. Никакой реакции. Она задумчиво погладила блестящее тельце. Пауки одновременно задвигали лапками, и женщина поспешно отдернула руку. Пауки вновь замерли.
— Похоже, они живые, — заметила Франсин.
— Просто очень сложные машины.
— Они берут образцы, хранят информацию… И они… — Она сглотнула слюну и обхватила себя руками. Артур увидел, что жена вся дрожит и стучит зубами. — Оооо-о, Ар-тур…
Он крепко обнял Франсин, касаясь щекой ее макушки.
— Я же здесь, — сказал он.
— Все так нереально.
— Понимаю.
— Что… что же нам делать теперь?