Ему страстно захотелось, чтобы время неслось стремительнее, чтобы события развивались, назначались свидания, происходило что-нибудь значительное, что-нибудь нетеоретическое.
Розины притчи становились все совершеннее, все изощреннее.
Соревнования по бегу закончились. Ганс выставил свою кандидатуру против победителя десяти этапов Рекса Дубового Листа и обыграл его на две секунды. Чрезвычайно гордый победой, Ганс отобрал для себя двух Венди для веселой вечеринки. Они стали его первыми партнершами с того момента, как он стал Пэном.
Мартин не заметил, кто были эти Венди, он слишком устал от нарастающего количества сплетен. Его не интересовало, с кем спал Ганс, украл ли он любовницу у Гарпала, как не интересовало и то, кто предпримет попытку овладеть Розой.
Сама же Роза — похудевшая на килограммов пять, с суровым, но и одновременно счастливым лицом — стала для Мартина наиболее интересной и тревожащей персоной на борту «Спутника Зари».
Мартин пришел в носовой отсек, когда он опустел, чтобы расслабиться перед звездной схемой и понаблюдать Вселенную без чьих-либо комментариев. Звезды впереди еще не изменяли свой вид — казалось, эти яркие точки навсегда застыли на фоне безмерной тьмы.
Теории Дженнифер расстроили его. Он представлял себе невидимых врагов, которые, нанося им вред, действовали на расстоянии, как кукловоды.
— Какого черта мы здесь делаем? — спрашивал он сам себя. Мартин пришел в носовой отсек помолиться, но он не мог сообразить, чему и за кого. Ничто не волновало его, никто не сочувствовал ему, никто не знал, что он в носовом отсеке. Никто не догадывался, как он одинок. Ничто не изменилось от того, что он был расстроен и нуждался в помощи, от того, что он Мартин, сын Артура Гордона, потерял путеводную звезду. Выполнение Работы уже не казалось достаточной причиной, чтобы жить.
Его отец наверняка решил бы, что вид глубокого космоса — самая прекрасная и впечатляющая вещь, какую только можно пожелать. Мартин не видел ничего, кроме рассыпанных брызгов света, утомительно действующих на глаза.
Он боролся с остатками боли много десятидневок, но горе мучало его, как плохо заживающая рана. Со временем боль уйдет, и Тереза действительно умрет для него… И Вильям…
Мартин тихо застонал. Он так много должен Вильяму, но ничего не может дать ему эмоционально, ни сейчас, ни когда-либо еще.
Кроме горя, ранящего его своими острыми краями, ничего не имело значения для Мартина. Унылое небытие поселилось в его душе — черное, как тьма между звездами. Комфортная пустота влекла к себе возможностью полностью отдаться ей, раствориться в ней.
Он думал о том, что обрадовался бы смерти, если бы она была концом и ничем больше.
То, чему он мог помолиться, оставалось слабым лучом надежды в его сознании. Это было нечто наблюдающее, оценивающее, сочувствующее и таинственное. Эта мудрость, сохранившаяся среди борющихся цивилизаций, обладала направляющей силой и давала шанс.
Это Нечто убаюкивало и пестовало его умершую любовь на своей груди, оно знало о его измене, но позволяло успокоение.
Он думал о мощном оргазме с Паолой, гораздо более сильном, чем те, что он испытал с Терезой.
Разочарование и звезды. Отличное сочетание, — подумал он.
Он призвал боли вернуться, позволил депрессии охватить его. Сердце замедлило свой ритм, веки закрылись, обволакивающее покрывало отчаяния накрыло его. Оно было более явным, чем память, ответственность или повседневная тоска жизни на корабле.
Никакого вмешательства.
Никакой заботы.
В любом случае эффект был успокаивающим. Он давал возможность отключиться от сложности мира, избавиться от борьбы и помешательства ума.
В середине спортивных состязаний, в период отчаяния Мартина, Роза Секвойа исчезла.
Кимберли Кварц и Жанетта Нападающий Дракон нашли ее обнаженной и полумертвой от жажды через пять дней. Они принесли ее в учебную комнату. Ариэль встала на колени и, оттянув голову Розы назад, пыталась влить в рот Розы воду. Взгляд блуждающих глаз Розы витал где-то в пространстве между людьми.
— Какого черта ты это сделала?! — заорала на нее Ариэль.
Роза улыбнулась. Струйка воды текла из ее рта, потрескавшиеся губы кровоточили. Ее лицо было запачкано засохшей кровью, нижняя губа искусана.
— Оно снова приходило ко мне, — пробормотала она. — Я стала опасной. Я могла нанести вред кому-нибудь.
Ганс, взбешенный, ворвался в учебную комнату и, отодвинув Ариэль, встал перед Розой.
— Поднимайся, дьявол тебя побери, — зашипел он.
Роза послушно встала, пошатываясь, от нее исходил кисловатый запах, на груди виднелись капли засохшей крови.
— Ты что спятила? — закричал Ганс.
Она покачала головой, застенчивая улыбка обнажила раны на губе. Они все еще кровоточили.
Ганс схватил Розу за руку и обвел глазами комнату в поисках того, к кому можно обратиться. Ариэль вышла вперед и Ганс протянул ей, словно собачий поводок, безвольную руку Розы.
— Накорми и вымой ее. Затем запри в ее каюте. Жанетта, а ты будешь охранять дверь, чтобы она не могла выйти.
— Я должна рассказывать истории сегодня, — кротким голосом сказала Роза. — Поэтому я и вернулась.
— Ты ни с кем не будешь говорить, — отрезал Ганс. Заложив руки за спину, он, не оглядываясь, удалился.
Мартин последовал за ним. Его уныние сменилось гневом.
— Она больна, — сказал он Гансу. — Она не может отвечать за свои поступки.
— Я тоже болен, — отпарировал он. — Мы все больны. Но она, к тому же, сумасшедшая. А как насчет тебя? — накинулся он на Мартина. — Да ты раскис, как последняя мокрица. Гарпал не лучше. Что, черт побери, происходит?