Входная молитва:
Господи, помилуй!
Быстро устав от многолюдной компании, Артур Гордон отошел на несколько ярдов от своего дома, семейства и гостей и теперь стоял в темноте на берегу реки Рог. Ростом в шесть футов и два дюйма, он из-за легкой сутулости казался чуть ниже. Волосы Артура отливали тускло-коричневатым цветом, ресницы — таким же, но более светлого оттенка. Он был хорошо сложен и достаточно мускулист: в фигуре — ни намека на лишний жирок. Мышцы отчетливо выделялись под кожей, отчего он выглядел худым. Эта сухощавость придавала суровость его облику и обманчиво злобное выражение лицу. Когда Артур улыбался, казалось, что он задумал недоброе или размышляет над какой-то гнусной проблемой. Но стоило ему произнести несколько слов или рассмеяться, как неприятное впечатление тут же рассеивалось. Он говорил мягким, ровным и спокойным тоном. Артур всегда оставался — даже в течение полутора лет, проведенных в Вашингтоне, округ Колумбия — самым кротким человеком, какого только можно себе представить.
Гардероб Артура отвечал вкусам университетского профессора. Гордон всему предпочитал свои старые коричневые вельветовые брюки — он надел их и этим вечером, — подходящий по цвету трикотажный жакет и голубую клетчатую рубашку с длинными рукавами. Он любил прочную обувь и обходился несколькими парами кроссовок для пробежек вокруг дома и удобными черными или коричневыми туфлями, в которых ходил на работу.
Единственной «нескромностью», которую допускал Гордон в одежде, была широкая прямоугольная пряжка ремня с космическим пейзажем на ней: Сатурн бирюзового цвета и серебряные звезды, сияющие над желтыми и красными горами. За последние пять лет он не слишком продвинулся в астрономических исследованиях, но всегда считал это занятие предметом особой важности и достойной темой для беседы. Он не переставал считать астрономию благороднейшей из профессий.
Опустившись на колени в тени, которую отбрасывали при свете звезд клен и ясень, Артур, раздвинув палую листву, погрузил руки в жирный черный гумус. Закрыв глаза, он вдохнул запах воды, острый, похожий на чайный, аромат гниющих листьев и свежее, с легким мыльным оттенком, благоухание сырой земли. Здесь хорошо думалось. Временное одиночество и возможность в любой момент возвратиться, вернуться к Франсин и их сыну Марти привели Артура в иступленный восторг, полностью охвативший его. Над головой прорнесся ветер и зашелестели ветки. Посмотрев вверх, между темными очертаниями кленовых листьев Артур разглядел звезды, густо разбросанные на небе. Ему было знакомо каждое созвездие, он знал, как звезды рождаются (насколько это можно знать), как они стареют и как порой умирают. И все же звезды обычно казались ему не более чем яркими пятнами на синей бархатистой ткани. Только однажды за всю жизнь он сумел ощутить их величие и понять истинную суть небесных светил, увидев в них далеких участников запутанной драмы.
В роще послышались голоса. На широком крыльце одноэтажного коттеджа, возвышавшегося на крепких бетонных опорах над отвесным берегом, появилась Франсин со своей сестрой Даниэл и ее мужем Грантом. Они болтали о рыбалке.
— Мужчины обожают копаться в кишках и крови. — В приятном высоком голосе Даниэл слышался акцент уроженки Южной Каролины, от которого Франсин уже почти избавилась.
— Чепуха! — убежденно заявил Грант на чистейшем наречии жителей Айовы. — Просто у тех, кто покушается на невинные божьи создания, кровь быстрее бежит в жилах.
У ног Артура шумела река. Не поднимаясь с корточек и упираясь в землю задниками покрытых грязью кроссовок, он соскользнул вниз, погладил длинными пальцами волну и опустил руку в холодную воду.
Душа счастливого человека открыта природе. Он вновь посмотрел на небо.
— Господи, — трепеща, прошептал Гордон. В его глазах блеснули слезы. — Как я люблю все это!
Что-то мягкое толкнуло Артура и принялось обнюхивать его. Он насторожился, но, услышав повизгивание, все понял. Это был любимец Марти, трехмесячный шоколадный лабрадор Годж. Должно быть, он увязался за Артуром от самого дома. Гордон почувствовал, как холодный нос щенка уткнулся ему в ладонь, и обхватил собачью голову руками.
— Зачем ты ушел так далеко? Что, твой маленький хозяин обидел тебя? Не обращает внимания?
Годж уселся и, виляя задом, стал бить хвостом по мокрым листьям. Свет звезд отражался в его темных, влажных, загадочно глядящих глазах блестящими точками.
— Зов предков… — объяснил сам себе Артур. — Притяжение дикой природы…
Годж отпрыгнул и угодил передними лапами в воду.
В жизни Артура было три собаки. Первую — старую лохматую колли — он унаследовал, будучи в возрасте Марти, после смерти отца. Отец и собака души не чаяли друг в друге, и колли сохранила тот же стиль отношений с новым хозяином, хотя Артур и не сразу смог оценить честь, ему оказанную. Позже он начал подозревать, что отец каким-то образом передал собаке некоторые из своих качеств — настолько та была обаятельной и любящей. Он надеялся, что Марти и Годжа свяжет такая же тесная дружба.
Собаки способны укротить самого строптивого ребенка и прибавить уверенности самому робкому. Артур научился послушанию. Марти же — смышленый застенчивый мальчик — начинал понемногу обретать веру в свои силы.
Марти играл со своей двоюродной сестрой на газоне, расположенном в конце внутреннего дворика. Бекки, хорошенькая шалунья, в которой энергия преобладала над здравомыслием — что, впрочем, простительно в ее возрасте — принесла с собой марионетку-обезьянку. В ее руках кукла ожила и издавала пискливые стрекочущие звуки, скорее напоминающие птичье пение.